Сорокина Софья Александровна,
доцент кафедры этнокультурологии
Института народов Севера РГПУ им. А.И. Герцена
Среди эвенков широко распространены рассказы о наказании за неуважение к духам и нарушение табу. Кара настигает человека за то, что он не покормил духов в доме или на священном месте, за убийство священных животных, за нарушение запрета брать чужое с лабазов, мест захоронений и камланий.
По словам информанта Я. Леханова существует запрет на убийство непромысловых птиц: лебедя, чайки, дятла. (Леханов Яков, пенсионер, оленевод, охотник, с.Иенгра) «Лебедь и журавль особенно священные у нас. На лебедя вообще молятся, его нельзя ни стрелять, ничего» — сообщает А.И. Лазорев (Лазорев А.И., 1945 г.р., глава общины, с. Иенгра). «Однажды зашла к жене брата Ульяне, а она рассказывает, что муж убил лебедя, и что она с перьев смастерит себе шляпу. Спустя 2 дня мой брат умер. И это не один случай. Моя подруга Любовь рассказывала, что ее брат тоже убил лебедя и повесился. Оказывается, лебедь у эвенков считается священной птицей, ее нельзя убивать». (Алексеева Антонина Васильевна, 1958 г.р., учитель, с.Оленёк).
«Убивать птиц нельзя. Такую нельзя, такую, вот этих не надо трогать. Вот однажды мой зять Колесов Игорь, Виктории Кимовны муж. Отсюда к нам, туда на табор пешком шли. Птицу увидели и застрелили, крыло ранили. Поймали, в рюкзак и домой притащили. Я их давай ругать: отпустите, что мучаете, это же какой-то зверь, нельзя такого стрелять. Они: нет, обучать надо. А как обучишь? Надо маленького. Ладно. В тот же год, были вдвоем, Кириллов Владимир Михайлович еще. Туда на табор приехали русские, там начали пить. Вдвоем были, мой зять Игорь и Володя. А тот застрелился, в тот же вечер, тот который птицу поймал. А другой сам умер. Его похоронили в декабре. А Игорь застрелился прямо в глаз, долго мучился, слепым остался. Вот за эту птицу. Он выжил. Но недолго прожил, умер. А эта птица ушла с концом. Больших птиц никогда не надо стрелять. Лебедя нельзя стрелять. Надо уважать, как человека хоронят. Кости надо собрать, чтобы собаки не утащили. Лебедя очень уважают эвенки». (Неустроев Петр Степанович, 1937 г.р., бригадир-оленевод, пенсионер, с.Иенгра)
Табуированным является также ворон. «Когда-то в стаде был человек, у которого сын был слабоумным. Он убил ворона. Люди стали говорить: — Почему убили ворона? Он же является священной птицей. — Я не верю в религию, так как коммунист. Моя мама часто гостила у них, и увидела, как они топтали ворона возле своего дома, он так лежал до зимы. Мать говорила им, чтоб они похоронили, но ее никто не слушал. Весной этого года отец того парня застрелился». (Колодезникова Надежда Павловна, 1950 г.р., знаток эвенкийской культуры, фольклора, с.Оленёк)
Маленькие птички ассоциируются у эвенков с мифическими оми – душами нерождённых детей, обитающими в ветвях мирового древа, их также нельзя убивать. «Мама всегда говорила: вот птички летают, вот это оми. Душа летает наша. Их не надо трогать, бить, рогаткой стрелять. Все время говорит: не трогайте. Надо кормить, что-нибудь дать. А сейчас, о-о-о (стреляют). Всех любить надо, и бурундуков, и всех». (Маркова Зоя Михайловна, 1938 г.р., продавец, с.Иенгра)
К числу табуированных относятся и некоторые насекомые. «Есть паук, хороший такой вид паука, немножко пухленькое брюшко. Раньше нам говорили родители: таких пауков не убивайте. Если убьешь, то умрет почему-то именно женщина. Говорили, ты свою маму убиваешь. И никогда мы не убивали. Если где увидишь, на постели, в тайге они же ползают, аккуратненько возьмешь, унесешь, положишь. Комаров, мух убивают, травят, а есть насекомые, которых вообще нельзя трогать». (Семенова Татьяна Прокопьевна, 1947 г.р., директор Этнографического музея с. Иенгра)
Эвенки уверены, что духи, обитающие в священных местах, могут наказать за нарушение обычая приносить им дары, «приданое», как выразился М.И. Анатольев: «Папиросы кладут охотники на счастье. Это приданое». Наказание наступает очень скоро, человеку причиняется ущерб – физический либо материальный. Он теряет здоровье, время или вещи.
«Егор Егорович Максимов кочевал, первый день кочевал, вместе с семьей, детьми, а у него на этом же остались еще вещи. Он на шести нартах вернулся на другой день, загрузил все это, и поехал опять через это священное место, где по преданиям была битва эвенков с якутами. А через него проезжаешь, обязательно дань какую-то надо, хотя бы коробку спичек. Коробки нету спичек, хотя бы спички бросить. Это так положено. А он: Да я вчера же ложил, ёлки зеленые. Что, каждый день, что ли, тебе? Ну и проехал. На вершину доехал, на перевал-то. Оглянулся, а задней нарты-то нету. Пошел посмотреть, что это. Порвалось, что ли? Подходит к оленям, нет, не порвалось, отстегнуто. Как человек отстегнул, все целое. Оленей берет, за сурду привязывает и назад туда поехал, за нартами. Этих оставил зачем-то. Подъезжает к нартам. Говорит, я отъехал от того места, где приношения делают, метров 20 – и нарта стоит. Ближе подъезжает: так, я же туда ехал, это сейчас я в обратную сторону еду. Подъезжает: у меня, говорит, волосы дыбом встали и шапка поднялась. Нарта-то в обратную сторону стоит! Ни следов, ничего. Кто-то ее поднял, развернул и поставил в обратную сторону. И вот Егорка, говорит, все чего было у меня, и курево, и патроны, все высыпал». (Лазорев Анатолий Иванович, 1945 г.р., глава общины, с.Иенгра)
«Один случай вот рассказывали. Когда едут мимо Шаман-горы, обязательно все останавливаются, или ленточки привязывают, или сигареты кинут, у кого что есть оставляют, монеты. На этой Шаман-горе, мой племянник был, умер, рассказывал, на ней есть старинные монеты, но там никто ничего не трогает. Однажды поехали на танкетке, зав.гороно был мужчина, фамилию, имя забыла, и вот он поехал с ними в тайгу. Летом или весной, не помню, уже снега не было. Когда они проезжали мимо, сказали ему – что-нибудь кинь, завяжи. Он якут был. Все остановились, кто там что. А он не поверил и говорит: ну, суеверия ваши! И поехали. А жара была, и все наверху танкетки сидели. Чуть отъехали, он упал с танкетки и ногу сломал. Вот, мы тебе говорили, а ты не послушался. С тех пор он делал все это». (Семенова Татьяна Прокопьевна, 1947 г.р., директор Этнографического музея с. Иенгра)
«Случай был с нами, мы ехали с тайги, Тимоше моему было 2-3 года. Едем мы едем, а нужно было каждый раз сулгани вешать, тряпочки разноцветные, которые обязательно вешают при переезде через реку или большую гору. Этих тряпочек у меня хватило на две больших реки, впереди еще три реки, довольно таки они священные, раньше там захоронения были шаманов. Мы ехали-ехали, и не можем выехать с этого места. Пять часов мы блуждали, блуждали… Все реально смотрят: вот трасса. Нет, мы возвращаемся к одной и той же избушке. Мы не можем уехать. Потом я пошла делать все обряды: кормить реку, огонь, везде развешивала тряпочки. Все, мы выехали, и доехали быстро мы. Мы натыкались на это место, не знаю почему, но мы покормили печку, чтобы у нас продолжение было. А дорог там очень много, и хотя был у нас навигатор. Представь, по навигатору мы не могли домой вернуться». (Васильева Светлана Владимировна, 1985 г.р., чум-работница, зам.директора Золотинской школы-интерната по социальной работе, с.Иенгра)
В ряде собранных нами рассказов обиженные духи, обитающие в охотничьих избушках, начинают досаждать остановившемуся на ночлег путнику, который не покормил их.
«Вова недавно был на охоте. Там есть один мужчина. И он поехал просто проверить, есть ли на самом деле духи, банщики. Ему объясняют, там избушка, там рядом баня. Он перепутал избушку с баней, он зашел в баню. Поел, печку растопил, печка начала трещать. Полил водки, лег спать. Как лег спать, как начало все греметь, шуметь, шуршать, ходить повсюду. Он испугался, быстро зажег свечку, давай прощения просить, молиться. Тазом гремел, там таз был. Он был в бане. Он пришел в баню спать, духу это не понравилось. Сам таз гремел. Говорят, в баню после 12 часов ходить нельзя».
В следующем рассказе недовольной поведением путника осталась хозяйка огня. «Лет 10 назад в тайге, на обратном пути в стойбище, я заблудился. Долго ходил по кругу. Наконец устал, присел отдохнуть. Вдруг вижу недалеко домик охотников. Я обрадовался и остановился на ночлег. Растопил еле как печку и усталый сразу лег спать. Вдруг сквозь сон слышу, как некая старушка сидит у печки и что-то бормочет: «Не накормил ты моего дитя, давай просыпайся, поговорим». И тут я вскочил и подошел к печке. Ничего съедобного не было, поэтому я настругал из полена «колечки» и растопил ими печку, бормоча при себе «прости, у меня ничего нет, угощаю тебя тем, что у меня есть, я заблудился, помоги пожалуйста». После этих слов, легче стало у меня на душе, усталость прошла. И как будто кто-то мне показывает дорогу, шел-шел и вышел на свои следы. Так я нашел свою дорогу. Не угощать огонь и не разговаривать с ним, у нас большой грех». (Андреев Александр, 1959 г.р., охотник, с.Оленёк)
Эвенкийские запреты «не трогай» (экэл), «грех» (ӈэлэму – Оленёк, ӈалямо – Иенгра, ӈэлэмо – Бомнак) связаны со старинными материальными памятниками прошлого. Запрет брать чужие вещи, особенно из старых лабазов и избушек строго соблюдается эвенками. Следует отметить, что в тайге, по сведениям эвенков, есть полуразвалившиеся дома, принадлежавшие казакам, где лежит старинная утварь, медная и серебряная посуда, иконы. Известны кочующим оленеводам и эвенкийские лабазы, где лежат медные тазы, чайники, серебряная посуда – вилки, ложки, поварешки, которые после революции продавались в магазине и были куплены эвенками. По данным некоторых информантов, в захоронениях якутских князей также есть серебро и золото, так как драгоценности клали в могилу вместе с владельцем. На таких местах есть памятники – плиты. Один из информантов даже осведомлен о месте, где находится клад золотых слитков и монет, полученных проводниками-эвенками от старателей-китайцев за работу. Все перечисленные предметы ни в коем случае нельзя брать, иначе духи умерших владельцев будут преследовать, требовать обратно свое имущество.
«Давным-давно ехали оленеводы по тайге, и они увидели, что имеется в этой избушке старое все, старинное, может 18 века даже, посуда. Они взяли и стали происходить всякие неожиданности. Пропадать что-то стало, медведь стал приходить. Они посуду вернули, потому что почувствовали, что нельзя брать. Они принадлежало какому-то казаку, и там есть захоронение, дочка его, стоит плита мраморная в тайге». (Васильева Светлана Владимировна, 1985 г.р., зам.директора Золотинской школы-интерната по социальной работе)
«Еще были в тех краях, я помню, чайники старинные, серебряные ложки всякие, поварешки серебряные. Красивые. Там ребята, все время говорили старики, не трогайте, это умерших людей. Лабаза уже развалились, упали уже, не видать ни ложек, ничего там, в землю ушли. Эвенки не трогали. Вот рыбаки ездили, с города от нас, из Нерюнгри, с Усть-Нюкжи тоже приезжают. Видать собирают, серебро же дорогой металл. Но нельзя трогать, пусть лежат. Один тут жил, все зарился на это серебро. Видать, он собрал, забрал оттуда. И что, он богатый стал? Так бедный и живет, у нас в поселке». (Васильев Виктор Егорович, 1947 г.р., охотник, оленевод, с.Иенгра)
«Это испокон веков ведется – не ты положил, не ты возьмешь. Вот я, например, знаю, где клад и знаю, сколько там золота и денег. И никак не могу уговорить хозяйку, чтобы съездить. Это эвенкийский клад. Его нельзя брать. Я сколько собирался туда, три раза собирался – три трупа. Здесь прямо, в поселке. Кто со мной собирался, видать у них жадность. А я этот клад знаю уже 35 лет. Лежит он там, я его не ложил. Если хозяйка разрешит, я поеду. А она говорит – не ты ложил, не ты возьмешь. Это ее прадед положил. Они китайцев возили, старателей. Чем они расплачивались? Золотом расплачивались. А это золото в начале 30-х годов ее прадед спрятал. Нельзя было, Советская власть. Там золота много, килограмм 15. И десятирублевых золотых монет. Вот этот прадед похоронен метрах в 200 от этого клада. И он сильный шаман. Страшно. Хоть 10 человек со мной пойдет, все равно я не полезу. Если только хозяйка разрешение сделает, наследница. Она даже сама место не знает, где. Знает, что есть, а место нет. А я просто случайно, по пьянке интересовался. Мне совсем посторонние люди рассказали, и рассказали где. Они тоже этого деда боялись. Последний, который хорошо знал и закапывал вместе с ее прадедом. Он на пенсию пошел и собирался в это лето ехать за этим кладом. А в день молодежи на речке его убили. Бутылкой водки. В 1985 году. Потом Юрка Попов со мной собирался – помер, Оля Леханова собиралась – померла, Мишка – помер, у них жадность видать – лишь бы забрать. А я им говорю – там причандалов много: надо какие-то гостинцы везти туда, обдымокуривать. Деда этого колбо, где у его причандалы-то, этот колбо новый надо делать. Надо землю эту поднять, всю эту ерунду, что там найдем, побрякушки шаманские, по новой надо ложить, только потом туда идти, к кладу. Если мы этого не сделаем, то нам плохо будет. Да ну, зачем это, туды-сюды – у них такой разговор. Зачем? Старик когда помер, давно уже помер. Это, что было на колбо, на землю упало, давно заросли да сгнили. Какие бы не были, их надо поднять. Этим сейчас Антошка интересуется. Дядя Толь, поедем? Я говорю, поедем. Когда? Когда ты со своей бабушкой договоришься. Хорошо живешь ты? Хорошо. Вот когда ты с ней поговори, договоришься, тогда пойдешь ко мне. Только мы с тобой к ней пойдем, чтоб она подтвердила». (Лазорев Анатолий Иванович, 1945 г.р., глава общины, с.Иенгра)
Нарушение запретов отражается не только на людях, но и на оленях. «Мы остались, но по обычаю нельзя в старом стойбище ставить что-либо, и даже изгородь старую нельзя переделывать, надо другое делать, иначе олени будут болеть. Раньше люди жили, это мы всё видим души этих людей, кто раньше стоял. Мы ставим палатку на их место, хотя нельзя. И мы видим духов этих людей. Это всю жизнь так и должно быть. Надо это учитывать – соблюдать обычаи». (Пудова Нина Прокопьевна, 1955 г.р., пенсионерка, с.Иенгра)
Таким образом, вера в существование духов, необходимость взаимодействия с ними способствуют консервации обрядово-ритуальной деятельности. Уважение к духам и страх перед ними влекут за собой соблюдение обычаев Одё и запретов ӈэ̄лэму. Собранные в ходе полевого исследования материалы свидетельствуют о том, что на сегодняшний день традиционные верования эвенков сохраняются во многом благодаря бытованию в народе рассказов о столкновении человека с духами-предками, духами-хозяевами природы, духами нижнего мира, необъяснимыми явлениями природы.
