Последние десятилетия принесли с собой огромные изменения. Самым главным противоречием современного мира стало противостояние стандартов мультикультурализма против культурно-религиозной (национальной) идентичности. Две данные тенденции развиваются параллельно друг другу. С одной стороны, мы наблюдаем за интенсивными процессами интеграции стран в большие международные союзы, выстраиванием наднациональной системы управления социальными и политическими процессами. С другой стороны, можно наблюдать тенденцию усиления попыток сохранения своей национальной идентичности, культуры, религиозной идентичности, которые приводят к проявлениям крайнего национализма и религиозного фундаментализма.[1]
Если взять в пример страны Западной Европы, то можно заметить, что они, скорее всего, станут плацдармом для победившего мультикультурализма. Такой вывод можно сделать из девиза Запада «из множества – единство». Тут следует оговориться, что это девиз исключительно Запада, для мигрантов в большинстве своем, это пустой звук. Многие страны встали перед вопросом установки мультикультурализма, поиском альтернативных путей решения и моделей, установлением границ толерантности и плюрализма.
Запад в XXI представляет собой «мозаику» из различных стран, конфессий, идеологий и культур. Сложилось, так называемое поликультурное общество, которое представляет собой продукт регулируемого обмена различиями. Лучше всего этот процесс описывает лозунг «интеграция без ассимиляции». Плацдармом для подобной культурной политики послужил либерализм, основанный на братстве, равенстве, толерантности. Хотя, как раз-таки, вокруг вопроса о понимании толерантности возникает множество споров и противоречий. Причем эти противоречия исходили не, только от представителей консервативного течения, но и от множества других направлений. Например, Жан Бодрийяр считал, что другие национальности не хотели ни различий, ни универсальности. Для них основой являлись собственные ритуалы и ценности, которые они не хотели ни отдавать, ни принимать, что-то новое.
Образование мультикультурализма в большинстве случаев объясняется процессами институциональных диффузий, выражающихся взаимным проникновением культурных различий и отличий друг в друга. Интеграция увеличивается за счет выросшего влияния СМИ, появления массовой культуры, стереотипов, появления течений мейнстрима. Для примера можно привести ряд одинаковых ток-шоу, которые снимаются во всех уголках мира, но практически не имеют различий друг от друга; киноиндустрия опирается на голливудские стандарты.
Но помимо вышеперечисленных факторов, важную роль играет и ряд других проблем. Ни для кого не секрет, что другие страны приспосабливают своих граждан к западным ценностям через сеть институциональных структур, например (ТНК). Да и сам Запад делает все возможное, чтобы оказывать влияние на представителей других национальностей и культур. Что в свою очередь приводит, к столкновению ценностей, религиозных и этико-правовых норм.
Новый плюрализм, сталкивается с существующим либеральным плюрализмом. По Куну, противоречия возникают из-за несовпадения нескольких парадигм. Первая, заключается в том, что традиции и рефлексии разных культур опираются на различные понятия, между которыми сложно, а иногда практически невозможно установить связь. Вторая, состоит в том, что представители разных культурных парадигм, совершенно иначе смотрят на мир. Третья проблема, включает в себя то, что разными парадигмами используются разные методы анализа, проведения исследований и получения результатов. Здесь, в данном случае, проблема заключается в том, что между парадигмами, которые по-разному смотрят, например, на вопросы морали и права, невозможно провести параллель и объединить в единую интегрированную систему.[2, с. 200]
Так, для Западной Европы, такой культурой, полностью стоящей на другой парадигме, является арабо-исламская. Возросшая в последние годы активность мусульман, активирует не только озабоченность, но и интерес к шариату и исламской культуре. Правда, это ни столько чистое любопытство, сколько необходимостью в информации для решения тех или иных конфликтных ситуаций. Эта проблема стала актуальной в связи с увеличением числа мигрантов на территории Западной Европы. Так, Г. Ланд писал: «Данные о количестве мусульман в Великобритании весьма разноречивы. Официальная статистика приводит цифру в 1,5 млн. чел. за 1997 г., в то время как некоторые исламские организации считали, что уже тогда в стране было не менее 4-5 млн. приверженцев ислама. При этом трудно отдать предпочтение той или иной цифре, так как надо учесть, что наряду со стремлением преувеличить свою численность и значение существует и противоположная тенденция — скрыть подлинную информацию о количестве мусульман, так как многие из них прибывают в страну не вполне легально или вообще нелегально. К тому же ежегодно численность британских мусульман возрастает не менее чем на 30 тыс. чел.».
Национальная идентичность и национальная идентификация занимают центральное место в дебатах об иммиграции и интеграции этнических меньшинств. Это имеет место в странах-поселенцах, таких как Австралия и США, а также в европейских сообществах, не имеющих поселенцев, которые имеют исторически сложившуюся группу большинства.[3, с.37]
Национальная идентификация важна для понимания того, как местное население реагирует на новичков. [4, c.352] Теоретически, вопрос заключается в том, как именно национальная идентификация участвует в этой реакции. Национальная идентификация может быть предшественником предполагаемой угрозы вне группы, следствием предполагаемой угрозы, а также может смягчать взаимосвязь между угрозой вне группы и поддержкой мультикультурного признания прав меньшинств. Кроме того, может существовать независимая негативная связь между национальной идентификацией и поддержкой меньшинств. Также было высказано предположение, что групповая идентификация является результатом личностных переменных, таких как авторитаризм, но по этому поводу ведутся споры. Учитывая важность национальной идентификации в дебатах об иммигрантах и различные способы, с помощью которых идентификация может влиять на поддержку многокультурного признания и равных прав, мы проверили три разные модели отношений между национальной идентификацией.
Первая модель: «объектив групповой идентичности» предполагает, что национальная идентификация является предшественником предполагаемой угрозы вне группы и косвенно влияет на поддержку прав меньшинств через ее связь с угрозой. Эта модель согласуется с теорией само-категоризации, которая утверждает, что, когда конкретная социальная идентичность является заметной, она обеспечивает «линзу», через которую воспринимающий видит мир и осмысливает его. Групповая идентичность функционирует как групповая линза, которая делает людей чувствительными ко всему, что касается, или может нанести вред их группам. Таким образом, более высокая идентификация группы приведет к большему восприятию угрозы, и эти восприятия приведут к определенному ответу.
Вторая модель: «реакция групповой идентичности» основана на идее, что групповая угроза заставляет людей сильнее идентифицировать себя со своей группой и что более сильная идентификация ведет к более негативным взглядам вне группы. Люди могут справляться с внешними угрозами, применяя групповые стратегии, которые повышают внутригрупповую идентификацию. Некоторые экспериментальные свидетельства показали, что угрозы действительно могут повысить идентификацию группы. Кроме того, исследование, проведенное среди групп расовых и этнических меньшинств, показывает, что более широкое восприятие дискриминации предсказывает более широкую идентификацию в группе. Дискриминация в отношении меньшинств представляет угрозу для идентичности групп меньшинств, заставляя меньшинства все чаще обращаться к меньшинствам внутри группы. Этническая и расовая идентичность, однако, отличаются от национальной идентичности, и положение групп большинства также отличается. Насколько нам известно, нет систематических доказательств того, что угрозы, создаваемые иммигрантами и меньшинствами, ведут к усилению национальной идентификации.
Третья модель: «модератор групповой идентичности» базируется на том, что национальная идентификация взаимодействует с угрозой вне группы, чтобы предсказать поддержку мультикультурализма и прав меньшинств. Эта модель соответствует теории социальной идентичности. Идея состоит в том, что воспринимаемая угроза имеет разные последствия в зависимости от национальной идентификации, поскольку мотивационные значения воспринимаемой угрозы различны. По сравнению с низкими идентификаторами люди с высокой внутригрупповой идентификацией с большей вероятностью будут беспокоиться о своей группе, особенно когда на карту поставлено положение и ценность групповой идентичности.[5]
Основные признаки национальной идентичности, включаю в себя способность к воспроизводству (здесь имеется в виду биологический аспект), наличие общих культурных ценностей, взаимная коммуникация и идентификация между членами групп и сообществ. Современного человека, часто приписывают вненациональность, хотя это не является таковым. Такое впечатление создается во времена стабильности, когда нет никаких угроз, но как только появляются подобные проблемы, с человека спадает налет современности и он превращается в националиста.
Национальная идентичность, это самая высшая степень идентичности (например, национальная идентичность стоит выше, чем идентичность по увлечениям). Потому что именно из национальной идентичности, складывается мировоззрение человека. Даже несмотря на изменение самой системы национальной идентичности, она все равно остается одним из решающих факторов в характеристике человека. Из этого следует, что взаимосвязь в системе национальной идентичности, крайне прочная и один любой фактор, влечет за собой изменение или кризис во всей системе. А это значит, что причины национальных кризисов иногда следует искать, в абсолютно других плоскостях системы.
В последние десятилетия национальная идентичность испытывает давление со стороны глобализации. Во – первых, это проявляется в столкновении национальной культуры с массовой. Она привносит в неё новые стандарты и образцы поведения. Национальная идентичность начинает разрастаться на множество уровней, становясь сложнее и пластичнее. Роли её расширяется, и она становится уже не просто критерий собственного национального самосознания. Некоторые видят в этом национальной идентичности и разрушение национальных идентификаторов. Другие, наоборот, видят в этом более высокий уровень влияния.
Таким образом, можно сделать вывод, что главной причиной кризиса мультикультурализма является абстрактность основных ценностей и предпочтения им национального (особенного). Но, нельзя не отметить, что национальная идентичность, размывается. Так как XXI век стал веком информатизации, глобализации, коммуникации. Расширяется количество традиционных культурных образов разнообразных обществ. Эти изменения усиливают процессы диффузии, заимствования и взаимообмена. При этом движение происходит не только от центра к периферии, но и в обратном направлении. Это выражается, в таких ситуациях, когда мигранты пытаются навязать свою культуру жителям страны, в которую они прибыли. Инновации и традиции сегодня представляют собой единой целое: они превращаются друг в друга и не могут существовать друг без друга.
Список литературы:
- Попов А. В. Мультикультурализм и национальная идентичность в контексте современности // Труды СПбГУКИ. 2013. №. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/multikulturalizm-i-natsionalnaya-identichnost-v-kontekste-sovremennosti (дата обращения: 24.05.2019)
- Малахов B. C. Понаехали тут… Очерки о национализме, расизме и культурном плюрализме. — М.: Новое литературное обозрение. 2007. 200 с.
- Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности / С. Хантингтон; Пер. с англ. А. Башкирова. — М.:ACT, 2004. — 635 с.
- Сурова Е.Э. Глобальная эпоха: полифония идентичности. СПб.: Изд-во «Осипов» — 389 с.
- Исследование: большинство немцев положительно относятся к иммиграции // Переселенческий вестник [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://aussiedlerbote.de/2018/09/issledovanie-bolshinstvo-nemcev-polozhitelno-otnosyatsya-k-immigracii, свободный (дата обращения: 17.01.2020).
