Утрата согласования компонентов атрибутивных словосочетаний в некоторых говорах эвенского языка как возможное проявление якутско-эвенской интерференции

   УДК 81.2

Федоренкова Валерия Степановна,

Институт народов Севера, РГПУ им.А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург

valeria.141169@mail.ru

В большей части говоров эвенского языка определения, как правило, согласуются с определяемым словом в числе и падеже, как это свойственно Ольскому говору, положенному в основу литературного языка, а также некоторым восточным говорам, например: определение прилагательное + определяемое существительное в им. п. ед. ч. эмэр гиид острое копье, в вин. п. эмэр-у гиид-у, в дат. п. эмэр-ду гиид-ду и т. д., в им. п. мн. ч. эмэр-эл гиид-ал, в вин. п. эмэр-эл-бу гиид-ал-бу, в дат. п. эмэр-эл-ду гиид-ал-ду и т. д.; причастие + существительное в им. п. ед. ч.куньаадди оран бегущий олень, в вин. п. ед. ч. куньаадди-в ора-м, в дат. п. ед. ч. куньаадди-ду оран-ду, в им. п. мн. ч. куньаадди-л ора-р, в вин. п. мн. ч. куньаадди-л-бу ора-л-бу и т. п. [16, с. 116).

Согласование компонентов атрибутивных конструкций факультативно во многих говорах, оно может быть неполным, то есть может быть только в числе или только в падеже. В ламунхинском  говоре согласование отсутствует, хотя реликтовые формы сохраняются в идиоматических сочетаниях, напр., эрэ-в (в вин. п. ед. ч.) инэнг-у [в им. п. ед. ч.) сегодня. Согласование в ламунхинском говоре сохранилось также в сочетании «личное местоимение + определительное местоимение бэй— сам: мин-ду бэй-ду-в мне самому, hин-ду бэй-ду-с тебе самому, нонган-дун бэй-ду-н ему самому.

         В говоре ламунхинских эвенов в разговорной речи согласование определения с определяемым словом, как правило, не наблюдается ни в числе, ни в падеже, зависимый член атрибутивной конструкции стоит в неизменяемой форме, связь слов в подобных сочетаниях осуществляется по способу примыкания, не грамматически, а только по смыслу. Возможно, в подобных примерах прослеживается якутско-эвенская синтаксическая интерференция в некоторых наречиях и говорах эвенов Якутии, в частности, в ламунхинском говоре западного наречия, момском и охотском говорах эвенского языка. В языках южной подгруппы тунгусской группы определяющие компоненты адьективно-атрибутивных конструкций подчинены определяемому способом примыкания. Например, в орокском языке «вариации атрибутивной конструкции… могут быть сведены к 4-м моделям, структура которых задается морфологическим статусом определения и определяемого, позицией определения относительно определяемого и типом синтаксической связи, обусловленным наличием / отсутствием частнограмматической категории числа у прилагательного-определения (примыкание или неполное согласование): 1) определение в основной форме + определяемое в форме любого падежа (связь – примыкание); 2) определение в согласовательной форме числа + определяемое в форме любого падежа и числа (связь — неполное согласование); 3) определяемое в форме любого падежа и числа + определение в основной форме (связь — примыкание); 4) определяемое в форме любого падежа и числа + определение в согласовательной форме числа (связь — неполное согласование) [17, http://cheloveknauka.com/strukturnye-tipy-atributivnyh-konstruktsiy-v-orokskom-yazyke#ixzz4Lgu7tCrm].

Примеры примыкания компонентов определительных словосочетаний:

1) адъективно-субстантивных словосочетаний: Тугэрэп (в им. п. ед. ч.) инэнг-ду (в дат. п. ед. ч.), бадирап (в им. п. ед. ч.) hялта-ду (в дат. п. ед. ч.) …чораду балдарив. – В зимний день, в утренний мороз в юрте родился (я) [2, с. 6]. Чулбаня (в им. п. ед. ч.) нёчэ-л-дьи (в твор. п. мн. ч.) hанипча (причастие в им. п. ед. ч.) кунтэк-лэ (в местн. п. ед. ч.) hолинга колкапча. – Голубыми цветами украшенную поляну заря озарила. [2, с. 6]. Гирсиду hувэдды (в им. п. ед. ч.),(ног (в им. п. ед. ч.) hиги-ч (в твор. п. ед. ч.)) дасутты (в им. п. ед. ч.) мэн буг-у-р (от основы в ед.ч. с возвр.-притяж. аффиксом, в вин. п. мн. ч.) коеттэм. – Овеваемую прохладой, пышной тайгой покрытую свою (нашу) землю (я) обозреваю [14, с. 263].

2) конструкций «определительно-указательное местоимение + существительное»: Эргидэ (в им. п. ед. ч.)тонгэр-эл-дулэ (в местн. п. мн. ч.) нэлкэрэп неки hояч доваттан. – букв.: На здешние озера много весенней утки садится.[12, с.32]. В восточных говорах и литературном языке мы бы имели согласование: эргидэ-л-дулэ тонгэр-эл-дулэ на здешние озера.

3) конструкций «причастие + существительное»: Аявнари (в им. п. ед.ч.) тогалган-дук (в отлож. п. ед. ч.), кабата hолинг hээйэдукун бии-дэ бими hэкэснэм. – С любимого лежбища, с вершины голой остроконечной горы даже я спустился. [11, с. 30]; Нгэлэмэт тибаари (в им. п. ед. ч.) ора-л-бу (в им. п. мн. ч. с притяж. аффиксом 1 л.), дьэргэри (в им. п. ед. ч.) омор-от (в твор. п. ед. ч.) hээкиддэ, киикэри (в им. п. ед. ч.) эдэн-эт (в твор. п. ед.ч.) эмэддэ. – Со страшной силой скачущие олени (мои),букв. мелькающим единством бьют ногами, свистящим ветром идут [13, с. 46].

4) словосочетаний «возвратно-притяжательное местоимение + существительное с возвратно-притяжательным аффиксом»: мэн (возвратно-притяжательное местоимение ед. ч.) буг-ур (в вин. п. с возвратно-притяжательным аффиксом мн. ч.) коеттэм. – Свою землю (нашу) (я) обозреваю [14, с. 263]. В литературном языке возвратно-притяжательное местоимение приняло бы форму множественного числа, согласуясь с формой определяемого существительного с возвратно-притяжательным аффиксом множественного числа субъекта (многих лиц): мэр буг-ур свою (нашу) землю (нашу).

В говорах среднего и восточного наречий эвенского языка наблюдается факультативность согласования определения с определяемым словом в числе и падеже, напр.:

1) отсутствие согласования компонентов а) адъективно-субстантивных сочетаний в числе: hайкуня (ед. ч.) орат-ыл (мн. ч.) наглангакар ичур. – Пушистые травы пышно виднеются [3, с. 16]; Нюлкалкан (ед. ч.) hулэнг (ед. ч.) урэкчэ-р (мн. ч.) толкундулав ичувэттэ. – Скалистые островерхие горы во снах снятся [3, с. 30]; в падеже: Буюсэмнгэ (в им. п. ед.ч.) бэй-ду (в дат. п. ед. ч.) hотурман нюнэтли. – Охотнику-человеку дорогу (его) укажи [3, с. 20]; аллан (в им. п. ед. ч.) тэрэг (в им. п. ед. ч.) кунтэк-ту-н (в вин. п. ед. ч.) на красивых просторных лугах [3, с. 4]; б) словосочетаний «возвратно-притяжательное местоимение + существительное с возвратно-притяжательным аффиксом»: Мэн (возвратно-притяжательное местоимение ед. ч.) до-ли-вур (в продольн. п. с возвратно-притяжательным аффиксоммн. ч.) эгэлрэ hирмачкарар. – Между собой (букв. внутри себя) давайте не ссориться [3, с. 19].

2) в то же время определения могут иногда согласоваться с определяемым словом: а) в числе: Индигиркэ упэндьэт аллан тэрэг кунтэктун балдача-л (мн. ч.) кунга-л (мн. ч.) бисэп. – На красивых просторных лугах Индигирки-бабушки родившиеся дети мы [3, с. 4]; б) в падеже: Гудьэйингу кокангчаму… hоя-в (в вин. п. ед. ч.) эгдье-м (в вин. п. ед. ч.) бокли hи. – Милый (мой) малыш (мой), многого большого достигни ты [3, с. 26]; в) по принадлежности: гудьэйи-нг—у кока-нг-ча-му, оба члена словосочетания оформлены аффиксом относительной принадлежности —нг— и лично-притяжательным аффиксом винительного падежа —у-/-му-.

Нерегулярность или отсутствие согласования компонентов атрибутивных конструкций возникает в говорах Якутии,  возможно, по аналогии с якутскими изафетными конструкциями, являясь следствием синтаксической якутско-эвенской интерференции, в частности, по аналогии с изафетом-II, субстантивно-определительными словосочетаниями, в которых определение стоит в неизменяемой форме именительного падежа единственного или множественного числа, определяемое же связано с определением лично-притяжательным аффиксом 3-го лица единственного или множественного числа (-н, -тан/-тэн) и присоединяет нужный падежный аффикс, а также аффикс множественного числа, напр.: як. таба быар-а – эв. оран hакан-ни печень оленя (букв. олень печень его), як. ого онньуур-а – кунга эвикэн-ни игрушка ребенка, кунга эвикэ-л-ни игрушки ребенка, кунга-л эвикэ-н-тэн игрушка детей, кунга-л эвикэ-р-тэн игрушки детей, буюн уман-ни костный мозг дикого оленя, накат дю-н медвежья берлога. Связь компонентов посессивных атрибутивных словосочетаний, близких изафетным конструкциям в различных языках, одни исследователи тунгусо-маньчжурских языков называют связью по принадлежности (В.И. Цинциус [16, с. 138]), притяжательной (Н.И. Гладкова [15, с. 214; 5, с. 116-128], В.Д. Лебедев [7, с. 44]), другие же называют отражением (В.А Аврорин [1, с.31-42], О.А. Константинова и Е.П. Лебедева [13, с. 228], В.Д. Колесникова [14, с. 37-42], Озолинь Л.В [17]). По аналогии с неизменяемой формой определения в изафетных конструкциях, по-видимому, произошла утрата согласования определения с определяемым в ламунхинском говоре. Кроме того, в тунгусо-маньчжурских языках согласование определения с определяемым наблюдается только в эвенском и эвенкийском языках, при этом исследователи отмечают нерегулярность согласования в говорах эвенкийского языка. Н.Я. Булатова отмечает: «Характерной особенностью говоров (эвенкийских) Амурской области, как и почти всех говоров восточного наречия… является неполное согласование определения с определяемым… В рассматриваемых говорах определение с определяемым всегда согласуется в числе, но нет согласования в падеже» [4, с. 103].

Что касается современных тюркских языков, согласование в адьективно-атрибутивных конструкциях отсутствует. Для тюркских языков характерно наличие изафета – именных определительных сочетаний, оба члена которых выражены существительными. В тюркских языках выделяется 3 типа изафета: для первого характерно отсутствие морфологических показателей связи компонентов (напр., як. тимир быhах железный нож, букв. железо нож), для второго – наличие при определяемом аффикса принадлежности 3-го л. (напр., як. саха тыл-а якутский язык, букв. якут язык-его), для третьего – наличие аффикса принадлежности 3-го лица при определяемом и аффикса родительного падежа при определении (напр., туркм. ат-ынг олYм-и смерть коня). Определение в изафете-1 характеризует определяемое по материалу, форме, полу профессии и т.п., изафет-II и III выражает посессивные отношения в широком смысле. В эвенском языке активно функционируют аналогичные якутскому изафету-1 субстантивно-атрибутивные конструкции, например: hэл екэ железный котел, моо эвикэн деревянная игрушка, адьит тээлэнг правдивый рассказ, hиисэчин дьэбэдьэк ужин букв. вечерний прием пищи, буюсэмнгэ бэй букв. охотник-человек, hулэнг урэкчэн островерхая гора.

Таким образом, возможно, утрата согласования компонентов атрибутивных словосочетаний в западных и средне-западных говорах эвенского языка, является следствием синтаксической интерференции таких языков, как якутский, монгольский, другие тунгусо-маньчжурские языки, в которых отсутствует согласование определения с определяемым словом.

Литература

1. Аврорин В. А. Особый способ выражения синтаксической связи. // «Вопросы грамматики». ИАН, М.– Л., 1960, стр. 21-42.
2. Баргучан В. А. Поздней стаи переклик. Магадан, 1985.
3. Бокова Е. Н. Нодыке-да эр бугу. Якутск, 1994.
4. Булатова Н. Я. Синтаксические особенности говоров эвенков Амурской области // Вопросы лексики и грамматики языков народов Крайнего Севера СССР. Л., 1983.
5. Гладкова Н. И. Притяжательная связь в эвенском языке // Вопросы лексики и грамматики языков народов Крайнего Севера СССР. Л., 1983.
6. Дуткин Х. И. Аллаиховский говор эвенов Якутии. С.-Пб., 1995.
7. Лебедев В. Д. Охотский диалект эвенского языка. Л., 1982.
8. Лебедев В. Д. Язык эвенов Якутии. Л., 1978.
9. Лебедева Е. П., Константинова О.А., Монахова И.В. Эвенкийский язык. Учебное пособие для педучилищ. Л., 1979.
10. Колесникова В. Д. Синтаксис эвенкийского языка. М.–Л. 1966.
11. Кривошапкин А. В. Тилкын. Якутск, 1983.
12. Кривошапкин А. В. Ингэньгидэ бугу дюгулин. С.-Пб., 2002.
13. Кривошапкин Д. В. Гиаван. Якутск, 1987.
14. Ламутский П. Эвэн икэн. Дентур. Якутск, 1980.
15. Новикова К. А., Гладкова Н. И., Роббек В. Д. Эвенский язык: Учебник для педучилищ. Л., 1991.
16. Цинциус В. И. Очерк грамматики эвенского (ламутского) языка. Л., 1947.
17. Озолинь Л. В. Диссертации по гуманитарным наукам — http://cheloveknauka.com/strukturnye-tipy-atributivnyh-konstruktsiy-v-orokskom-yazyke#ixzz4Lgu7tCrm.