Авак Р.Н.,
пгт. Палана, Корякский автономный округ
В нынешнее время необходимо повышение престижа родных языков как средства передачи этнокультурных ценностей народа молодому поколению.
Большой интерес представляет серия рассказов о прошлом носителей языка, старожилов Камчатки, например, жительницы Эссо В.П. Кочетковой: «Я родилась в селе Лаучан Быстринского района. Когда была совсем маленькой, наша семья перекочевала в Тваям. Моего старшего брата направили на работу в это село. До сих пор прекрасно помню те места. В Тваяме неописуемая весна — как много было там цветов, самых разнообразных, их было множество. Вспоминаю приход лета, когда мы помогали своим родителям добывать рыбу, готовить юколу и припасы для собак. В те времена наши старики обучали нас, ребятишек, всему, лишь бы не бегали просто так без дела. Абсолютно все дети старались в чем-то помочь старшим, подростки постоянно трудились наравне со взрослыми. Но потом, по решению властей, нас всех переселили на Быструю, Тваям располагался далеко от села Эссо. Здесь мы пошли в школу, практически никто из нас не говорил по-русски. Этому языку обучали учителя, прекрасно знающие эвенский язык. К сожалению, сейчас такого нет, наши дети разучились говорить на своем языке, да и мы, взрослые, сами не прикладываем усилий, чтобы учить их этому. Переехав сюда из Тваяма, мы все владели языком эвенов, но только наши старики не выдержали, поумирали от тоски по родным местам».
«…В годы Большой войны все работали без устали,- рассказывает Уягинский Манруни Тимофеевич из Хаилино Олюторского района,- не было времени для отдыха. Тяжко приходилось нашим оленеводам, трудились, борясь с голодом, не было даже чая. Несмотря на то, что выбивались из сил, в те трудные годы пастухи старались. Голодные, уставшие, тем не менее, они держали табуны, не давая им пасть; тогда оленей было много, по тысяче, по две тысячи в одной бригаде. В прежние годы люди были мудрее, поэтому умели держать большие стада. К сожалению, сейчас народ стал другим, и как трудно ему приходится работать и жить в табунах.
У меня были дядья: Коммо, Дмитрий, Илля, Муллия. Они обучали меня выживать в табуне. С малых лет я учился у них мастерству выращивать оленей, чтобы они ни сказали сделать — я выполнял, и в этом мне помогала моя врожденная смекалка и сообразительность. Поэтому все мои дядья жалели меня, никогда не ругали, я был очень послушным; когда они просили что-то сделать, например, собрать оленей, то выполнял беспрекословно. Да, жалели меня мои дядья…».
Известный оленевод Адуканов Сергей Николаевнич вспоминает: «…Во время каникул постоянно уезжал в табуны, поэтому хорошо знаю жизнь оленеводов. Во второй половине осени стадо болело «копыткой», по-русски «бактериоз». Я наблюдал, как старики лечили. Оленя заваливали и держали; растопыривая ему копыто, кто-нибудь из старейшин внимательно рассматривал его, крепко придерживая ногу, когда он это делал, животное вырывалось, значит, точно болит. Пастух ножом начинал основательную чистку копыта, выдавливая гной, пока не появлялась кровь. После этого брали собачий помёт, накладывали на рану и отпускали. Если замечали, что олень болен, делали отметку на его ухе — аккуратно так лечили, в то время не было никаких лекарств; когда получал рану от медведя, промывали мочой и зашивали, заболевал глазной болезнью, тоже лечили мочевиной и травами.
В июне уходили на «летовку», чтобы хорошо выпасать стада, ведь там они кормились обильно, становились жирными! Целые сутки держали без воды, чтобы досыта наедались. Вдоволь напитавшись, олени ложились, и только вечером к реке или к морю отгоняли. Животные-то сами прекрасно пьют, жадно, пока не уводят их в тундру. Опять досыта выкармливают, упитанными чтобы стали, и, вновь и вновь, к морю — северные оленеводы постоянно их туда перегоняют. Напоив морской водой (долго так держат, чтобы вдоволь напились), снова на кормёжку отводят, и обратно – на водопой. В первой половине осени, когда олени начинают питаться грибами, они разбегаются в разные стороны — их потом очень трудно собрать. Заканчивается август — самцам отпиливают рога — наступает период гона; три-четыре пастуха арканят их, аккуратно отрезают оружие боя, пока эти животные не стали нападать друг на друга; они ведь чистят рога о кедрачи, чтобы снять с отростков шерсть для драки, поэтому плохим оленям откусывают органы.
Зимой стада отпускают на вольный выпас, не так сильно наблюдают за ними, куда они уходят, в это время оленеводы иногда позволяют себе чем-то занять ездовых оленей. Это хорошо. Главное — всех охраняют от волков. Когда табун переправляется через реку, все бывают очень внимательными. Важенки — умные, старые — сами свою тропу знают. Сначала рискуют взрослые: пока один, могут и вдвоём — остальные ждут, наблюдают. Когда они, переплыв, на противоположной стороне начинают пастись, те олени, которые с умом (если их хорошо обучить, чтобы отзывались на свист), начинают переплавляться с осторожностью, затем ждут остальных. Пастухи толкают оставшихся животных сзади, которые опрокидываются в воду вместе с телятами. Необученных, просто-напросто, укладывают в лодку и отправляют на другой берег.
Когда рождаются оленята, они сами встают на ноги: сутки – двое, смотришь, а они уже бегают. Важенки кричат «Э-Э-Э!», а ребятишки отвечают «ХЭ-ХЭ-ХЭ!», высматривая каждый свою матушку, конечно, их ведь так много, постоянно двигаются навстречу друг другу. Годовалых телят неделю на привязи держат возле юрты: к жилищу, к огню приучают — после отпускают. Готовят их постепенно, старательно обучая. Олень ведь умным бывает, как собака: свистнешь или дашь соль, допустим, он сам подойдёт к тебе.
В прошлом старики подолгу жили и трудились в табуне, несмотря на то, что надо было уходить на заслуженный отдых, они постоянно внушали молодым мысль думать, как и где выпасать оленей, что с ними станет — будущее поколение должно было знать с малолетства, как выживать в тундре. Теперь я не знаю, как обитают они, дети, там? Нет стариков, кто расскажет, кто научит внуков всему? Живущие сегодня в современных домах откуда будут знать жизнь наших предков, а? Не знают они…».
Старый пастух Уягинский М. Т. сокрушается, и его можно понять: «Мы стали такими старыми, нам пришлось оставить свои табуны, но каждый год, каждый год начался падёж оленей, в конце концов, их осталось так мало. Как жаль их, что будем делать без них? Как горько говорить об этом. Сегодня, встречая вернувшихся оленеводов, постоянно объясняю им, что необходимо делать в период отёла, чтобы рождение телят проходило, как положено, чтобы наши стада увеличивались — так я беседую с ними, с молодыми пастухами, специально хожу к ним для разговора. Не знаю, сколько ни говори, не понимают они почему-то. Им все равно. Вдумайтесь, без оленей — это не жизнь. А как же, исчезнут стада, у молодежи не будет работы, и мы никому не будем нужны, совсем никому… Старики стараются жить мыслью о том, чтобы оленеводство развивалось, постоянно говорят об этом, но, к сожалению, они не могут, не могут понять. Неразумными люди стали, не знаю, как дальше их существование будет проходить; без нашей традиционной пищи настанут совсем плохие времена, если только не попытаться эту жизнь исправить к лучшему».
Когда-то эвены со стадом в 20 — 30 оленей в зимнее время занимались охотой, те же, кто имел большие табуны, находились там, где снега выпадало сравнительно мало, и оленям легче было добывать корм. В старину обычно осваивали охотничьи угодья двумя-тремя семьями, во всём помогая друг другу. Неукоснительно соблюдался древний эвенский обычай «Нимат», когда охотник дарил добытого животного соседям или напарнику, с которым он ходил на промысел. На севере только так и можно было выжить, ведь не каждый день сопутствовал успех. Бывало, долго не удавалось добыть зверя, порой голод ходил рядом. Тогда на помощь приходил шаман, в котором видели защитника человека, семьи и племени. Все эвены с малых лет воспитывались охотниками-оленеводами. Но только редкие люди становились великими охотниками, которым покровительствовал дух охоты – «Буюсэк Муранни» и другие духи. Именно таким великим охотникам свыше предначертано было судьбой (Богом — Хэвки)) собирать вокруг себя многие семьи, чтобы вместе пройти сквозь время и пространство, отпущенное этим людям. Такой человек добывал животных для благополучия всех членов стойбища, и другие менее удачливые охотники вместе со своими семьями старались быть рядом с ним.
Охотник-оленевод заселял тайгу духами и распределял её между ними так, как некогда у самих эвенов распределялись охотничьи угодья между родами. Во всех случаях своей кочевой жизни абориген обращался к духам-хозяевам тайги, воды, горы, огня. Молениями просил послать зверя на охоте, благополучия в семье и хозяйстве, хорошего сытого года. Этому же были подчинены обычаи и традиции эвенов.
Таким образом, обучение и воспитание на этнокультурном материале позволяет раскрыть молодому поколению истоки становления и развития социокультурного пространства своей малой родины, заложить основы эмоционально-нравственного отношения наших потомков к истории и культуре своего народа, значимость смысла бытия для самореализации и саморазвития человека. И сегодня мы всё чаще обращаемся к опыту наших предков, к истокам народного образования и воспитания, поскольку именно там мы находим ответы на многие трудные вопросы современного времени.
Литература
- Аудио-записи из архива Э. Кастена, расшифровка, перевод, обработка, корректировка записей носителей эвенского языка Р.Н. Авак.
- Культуры и ландшафты Северо-Востока Азии. — 2010. — Kulturstiftung Sibirien с. 142, статья Р.Н. Авак «Эвенский язык и культура».
