Тунгусо-маньчжурские заимствования: фоносемантическая интерпретация

19 января 10:36

Описанию эвенкийских заимствований в якутском языке посвящены работы В.А.Роббек, П.П. Барашкова, А.В. Романовой, А.Н. Мыреевой, Г.В. Попова, В.И. Цинциус, Е.И. Убрятовой, Н.Н. Широбоковой, Н.К. Антонова, А.А. Бурыкина, И.Н. Новгородова.

В. А.Роббек подчеркивал, что исследования живых тунгусо-маньчжурских языков дает интересные детали, которые еще не привлечены в сравнительном исследовании алтайских языков. В его работах частично отражены языковые факты, проливающие свет на генетическое родство этих языков [7]. Также заимствования эвенкийского происхождения исследованы и Ст. Калужиньским. Как отмечено данным исследователем, в якутском языке существует около 400 слов тунгусо-маньчжурского происхождения, часть которых являются диалектными [10].

Заимствования из тунгусо-маньчжурских языков нами выделено согласно двум основополагающим аспектам. Во-первых, предположительно относящиеся к алтайскому лексическому пласту, мы отнесли общетунгусо -маньчжурские слова, которые имеют параллели в монгольских и тюркских язы­ках:

ПАлт. *lарta-, эвенк. naрta-/lарta- ‛плоский, ровный, низкий’, lāрčā ‛рыбьи плавники’, эвен. naрča, ńaрča ‛рыбьи плавники’ > як. lарčān ‛плавник’ [3, с. 84]; ПМонг. * lаbta-, п.-мо. nabta-, мо. navtgar, бур. nabtar, даг. lаrtagar ‛быть плоским, ровным, низким’; ПТюрк. *jаp-, карах. jаpur- ‛выравнивать, сглаживать’, аз. jаpɨG ‛плоский’, уйг. japilag ‛плоский’, караим. japаlag ‛плоский’,  кирг. ǯapаlag ‛плоский’, кум. japаlag ‛плоский’,  тув. čɨрɨt ‛плоский’ [11, с. 867]. ПТунг. *seri(gi), эвенк. sergi ‛копчик, поясничные позвонки’, sirgin ‛копчик, поясничные позвонки’, эвен. heri ‛ягодицы, зад’ > як. sürgüöх ‘отдельная  кость позвоночника, позвонок спинного хребта’ [6, с. 2156]. ПМонг. * sаri, п.-мо. sаri-, мо. sаri, бур. hari, калм. säŕ, орд. sаri ‛мочиться (о собаке)’; ПТюрк. *sɨrɨ- ~sarɨ-, др.-тюрк. sɨrɨ- ~sarɨ- ‛испражняться (о собаке)’ [11, с. 1236];

Во-вторых, большая часть заимствованных эвенкийских корневых основ, которые проникли в якутский язык, являются монголо-тунгусскими изоглоссами: ПАлт. šiălì, ПТунг. *čilki (~š-): эвенк. čilkī ‛мышца, бицепс’, эвен. čilga ‛мышца, бицепс’, нег. čilkī  ‛передняя нога медведя’, як. silge ‘плотное тканевое волокнистое, образование’ [6, с. 2216]; ПМонг. *silbi, ср.-мо. šilibi, šilbi, šili, п.-мо. silbi, мо. šilbе, бур. šеlbе, калм. šilwә, орд. šilbi, даг. šilem [11, с. 1332];  *́tōsi (~-е), ПТунг. *tōsа-, эвенк. tōhаktа, tōsalаn, манн. tоsi ‛белое пятно на лбу животного’ > ; ПМонг. *tösü, ср.-мо. tösü, tösüge, мо. tös, бур. tühö:(n) ‛подобие, сходство’, калм. tösәw, орд. dösö: ‛форма, вид’ [11, с. 1465];   

Также существуют лексемы, отражающие древние урало — тунгусо-маньчжурские языковые связи: *kut´i, ПТунг. kuta, эвенк. kuta, эвен. kuta, нег. kоta ‛болото’; ПТюрк. Кüte(re), тат. küter, башк. диал. küter, хак. ködre, ойр. küdre ‛болото’ [11, с. 749], як. kuta ‛болото’; ПУ *suksз~ ПТМ *suksз, ПС tutә, сам., як. tūt  ‛подбитые шкурой охотничьи лыжи’ [9, с. 20] . А. В. Дыбо и Н. Ю. Норманская полагают, что данная лексема входит в унаследованную из прауральской в прасамодийский состав лексики, которая характеризует носителей прасамодийского языка как типичный северный народ. Также считают, что якутское muŋха ‛невод’ усвоенным из тунгусского: эвенк. муңка, эвен. муңка, муңха  ‛невод’, которое не является исконным для данных языков. Зафиксированное в прасамодийском *pоŋkǻ ‛сеть’ перечисляют заимствованиям из праенисейского *рәףŋ ‛сеть, ловушка для рыбы’ [5, с. 52]. По отношению проникновения в тунгусо — маньжурских языках самодийских интересно, постулат о том, что установление контакта между ПС и ПТМ языками могло явиться следствием продвижения самодийцев из Обь — Иртышья или какого-то иного региона в таежной зоне  Западной Сибири на восток и их приближения к территории прародины тунгусо — маньчжуров [9, с. 17].

Наряду с указанными языковыми пластами, следует указать также о существовании общих лексических параллелей тунгусо-маньчжурского, бурятского и якутского языков. Представляют наибольший интерес сохранившиеся элементы в лексике говоров бурятского языка, не имеющие параллелей в других монгольских языках, которые проникли в якутский язык. Общность составляют, лексемы связанные с природой, характерные для таежной зоны: бур.-хамн. иргакта  ‛слепень, паут’ < эвенк. иргакта ‛овод, слепень’, нег. иргакта, эвен. иргат, уд. ига, орок. cujuкma ~ сирикта, ульч. сигакта, нан. сигакта, ма. uja овод, слепень, як. ыргахта ‛овод’ [4, с. 185]; эх.-бул.  шагшага тангалзуур шошхолдо, шогшохо, шашгалдай ‛кра­пивница, чекан (птица)’, закам. шагсага ‛дрозд’  < эвенк, чичакан воробей», эвен. часкун, нег. чичахин, ороч. чичоку, ульч. чичо(н) ~ чичэ, нан. чичд ‛трясогузка’, орок. тито-тито изобр. ‛чи-чи (крик трясогуз­ки)’ [8, с. 80];

Звенкийские заимствования характеризуются корневыми основами при усвоении, которых произошла субституция звуков:


  • сращение корневой основы сонорным -n в якутском языке: lāрčā ‛рыбьи плавники’, як. lарčān, lābɨčаn ‛рыбьи плавники’;
  • Переход č>s эвен. čilga ‛мышца, бицепс’, нег. čilkī ‛передняя нога медведя’, як. silge ‘плотное тканевое волокнистое, образование’;
  • Выпадение анлаутного фарингального h, образование дифтонга на месте долгой гласной эвенкийского языка: *pialikī, эвенк. hēlаkī, эвен. hä:likī, нег. хēlаkī, мань. feleŋku, ульч. рēlа ‛куропатка’ [11, с. 1148], як. ɨаlɨkɨ ‛куропатка’:
  • Переход i>ɨ: *хirga-, эвенк. irgakta, эвен. irgъt, нег. irgakta, мань. iǯа ульч. siǯakta, орок. siǯigkta, нан. siGaqta, ульч. igа [11, с. 807], як. ɨrgaхta ‛овод’;
  • Образование дифтонга от эвенкийского долгого гласного:


*mōn(i)ka-, эвенк. mōjka ‛олень (дикий годовалый)’, ман. mixan, нан. mоjхa ‛кабан (молодой)’ [11, с. 954], як. muоjka ‛олень-самец второго года’ [3, с. 357];

  • Переход анлаутной g > k, на стыке морфемного шва трансформация согласных v > b: *gupuj-, эвенк. gujavūn, як. kujabɨ:n ‛биток’ [11, с. 566];
  • Переход l > k на стыке морфемного шва: эвенк. čempuli, čоmpuli ‛мешок’ [11, с. 1333], як. čimpiki  ‛колчан для стрел’; 


В неизмененном фонетическом виде проникли:

*turki, эвенк. turku, эвен. turgi, ульч. tuči, орок. tutči, нан. tоki, ороч. tukki, уд. tuхi ‛нары’ [11, с. 1148]; *рuturkā, эвенк. hutukā ‛спинной мозг’, эвен. hutga ‛спинной мозг’, нег. хоjkān‛сердцевина, спинной мозг’, уд. хutiga ‛сердцевина’ [11, с. 1106], як. hutukā ‛спинной мозг’; *ńuŋī, эвенк. ńuŋī ‛голень, бедро’, ороч. ńuŋńa ‛мышцы ( рук и ног), икра (ноги))’, як. ńuŋī ‛берцовая кость у оленя’; *ńālban, эвенк. ńālbān, эвен. ńālbān, нег. ńālbаn ‛жесть’ [11, с. 985]як. ńālbān ‛ кусок жести, жестянка’.

Итак, односложные основы тунгусо-маньчжурского происхождения заимствованы в малом количестве, большинство заимствований представляют двухсложные и трехсложные основы. Также наибольшая часть заимствований, которые проникли в якутский язык, являются монголо-тунгусскими изоглоссами. На наш взгляд, лингвистический контакт с тунгусо-маньчжурскими  племенами проходило в два этапа: 1) домонгольское время, в период совместного проживания в Прибайкалье и в период раннего заселения первых тюрков в Якутию, начиная с Vl века. Об этом свидетельствуют  археологические находки и появление на писаницах Лены тюркских рунических надписей [1], также субтитуция звуков, например, переход č>s>h>Ø; 2) во время массового заселения якутов на среднюю Лену в Xlll веке.


 

Литература


 

  1. Алексеев, А.Н. Древняя Якутия. Железный век и эпоха средневековья. Новосибирск: Из.-во Института археологии и этнографии СО РАН, 1996. – 95 с.
  2. Барашков, П.П. Влияние эвенкийского языка на якутский язык // Взаимовлияние эвенкийского и якутского языков / Под ред. Н.И.Гладковой. Л.: Наука, 1975. — С. 158-161.
  3. Большой толковый словарь якутского языка в 15 т. // под реад. П.А.Слепцова. – Новосибирск: Наука, 2015. – 596 с.
  4. Будаев, Ц.Б. Лексика бурятских диалектов в сравнительно-историческом освещении. Новосибирск: 1978.
  5. Дыбо, А.В., Норманская, Ю.В. Прасамодийская лексика материальной культуры //Материалы III международной научной конференции по самодистике. Новосибирск; 2010, С. 71-84; 52
  6. Пекарский, Э.К. Словарь якутского языка. 2-е изд.-е в 3-х томах. – М.: Наука, 1958-1959. 3858 с.
  7. Роббек, В.А. О генетическом родстве тунгусо-маньчжурских и алтайских языков (Доклады на Сеульской Международной конференции по алтаистике). Якутск: Издательство ИПМНС СО РАН. – 20 с.
  8. Цыдендамбаев, Ц.Б. Заметки об этнических и языковых контактах бурят и эвенков // Языки и фольклор народов Севера. Новосибирск, 1981.
  9. Хелимский, Е. А., Аникин, А. Е. Самодийско-тунгусо-маньчжурские лексические связи. М.: Языки славянской культуры, 2007. – 222 с.
  10. Kaluzyn’ski, S. Iakutica. — Warszawa, 1995. — 404 S. Kai M — Kaluzin’ski S. Mongolische Elemente in der jakutischen Sprache. — Warszawa: 1961. — 169 S.
  11. Starostin, S.A., Dybo, A.V., Mudrak, O.A. An Etymological Dictionary of Altaic Languages. Leiden, 2003. – 1556 с.