Проблема функционирования аллюзии в тексте и феномен интертекста являются актуальными проблемами современной лингвистики и стилистики, и приковывают к себе внимание различных учёных и лингвистов. Аллюзия и интертекст – это единицы постмодернизма, возникшие в языке с развитием данного направления в литературе, прежде всего. Стоит отметить, что представленные феномены языка слабо изучены, что даёт возможность выдающимся лингвистам анализировать данные явления и разрешать ряд лингвистических гипотез. Последующее развитие теории интертекстуальности позволило рассматривать тексты и изучать их природу с различных точек зрения. Аллюзия, как и феномен интертекста, в целом, выступает как связующее звено во взаимодействующих текстах.
Представленные языковые явления интересны тем, что они предполагают наличие у читателя определённого рода знаний, говорящих о широком кругозоре читателя, и о его достаточной образованности. Эти знания отличаются от фоновых знаний, так как они более детальны и выходят за рамки общей человеческой осведомлённости. Нередко писатели обращаются в своих произведениях к явному социальному, историческому или бытовому факту, создавая, при этом, текстовую аллюзию (эксплицитную; т.е. «явную» или имплицитную; т.е. «скрытую»). Феномен интертекста предполагает «общение» текстов между собой и их явное тематическое единство. Авторскую интертекстуальность нельзя назвать заимствованием или плагиатом, поскольку этот термин намного шире, чем кажется на самом деле.
Под интертекстуальностью следует понимать взаимодействие двух или более текстов в коммуникативной, семиотической культурной среде, конечной целью которого становится внедрение в исходный текст цитат, ссылок, аллюзий.
Таким образом, между аллюзией и интертекстом много общего, что доказывает существование представленных феноменов как в речи на автономной, независимой основе, так и их совместное функционирование в рамках одного текста.
Единственной различительной особенностью между аллюзией и интертекстом является особенность их понимания. Аллюзия воспринимается и понимается как срытый намёк, который может быть распознан только при наличии у читателя необходимых знаний и широкого кругозора. Также она может быть явной и очень понятной, например:
- «Ударили по одной щеке – подставь другую»
- «Великий потоп»
- «Дары Зевса»
- «Пришёл, увидел, победил»
- «Я умываю руки»
Явная аллюзия – это факт, пословица или крылатое выражение, которое будет понято без труда. Такая аллюзия схожа с аллюзивными эпитетами, которые склонны выделять главное в тексте, сохраняя, при этом, функции образного определения. Эпитет сохраняет функции восприятия описываемого понятия. Аллюзия, напротив, не заботится о мелких атрибутивных элементах (словах или словосочетаниях), которые играют важную роль в восприятии того или иного описываемого явления. Ассоциативность образа играет важную роль в понимании реализации в тексте аллюзивного эпитета, например, в романе О. Хаксли «Жёлтый кром», автор использует ассоциативность образа, выраженную через аллюзивный эпитет в словосочетании: “Babylonian Wall”, фактически, «Вавилонская стена», то есть ссылка на существование мифического Вавилона, великого культурного центра Древнего мира, одного из первых центров христианства, «первый мегаполис».
“For colour there was the flower-garden; it lay to one side of the pool, separated from it by a huge Babylonian wall of yews” [6, p.54].
Под сочетанием “a huge Babylonian wall of yews” подразумевается раскидистая стена тисовых деревьев. Всё природное богатство автор сравнивает с таким же некогда богатым древним городом, величие которого нельзя отрицать. Однако, в представленном сочетании слов прослеживается также параллель между устройством античного мегаполиса и сада, отмечая идентичность высоких кирпичных стен, окружавших город, и сада, который образует цветущую стену. Аллюзивные эпитеты, как и аллюзия, бывают различных видов:
̶ Мифические эпитеты
̶ Библейские эпитеты
̶ Исторические эпитеты
̶ Исторические эпитеты
̶ Литературные эпитеты
̶ Невербальные аллюзивные эпитеты
Стоит отметить, что применение аллюзии и аллюзивных эпитетов на библейскую тематику весьма характерно в литературе и в лингвистических текстах для дальнейшего анализа и исследования представленного феномена. Такая аллюзия даёт не просто ссылку на какой-либо факт, но и затрагивает морально-нравственную особенность бытия. Библейская аллюзия приводит примеры из Библии, а в литературе – ссылается на памятные, закреплённые Священным Писанием, образы, например, пророческий образ Иисуса Христа (Иешуа Га-Ноцри) у Булгакова в «Мастере и Маргарите» (1966). В представленном произведении, кажется, сам автор избегает прямого упоминания Божьего имени, называя его «пророком», «безумцем», однако, читатель понимает, о ком идёт речь. Библейская аллюзия намного шире стандартной аллюзии.
Текстовая аллюзия [textual allusion] является разновидностью интертекста, поскольку содержит в себе словесный, прямой намёк на уже известное читателю, произведение, то есть, существует некая прецедентность текста (от лат. praecedens – «случай, ранее происходивший и служащий примером или оправданием для последующих случаев подобного рода»). Текстовая прецедентность впервые была изучена и введена в лингвистику в 80-е годы XX столетия исследователем Ю.Н. Карауловым, понимающий под этим понятием тексты, «1) значимые для познавательной и эмоциональной работы читателя, 2) тексты-носители «сверхличности», т.е. являющиеся наследием мировой классической литературы и известные широкому кругу лиц, 3) тексты, к которым происходит постоянное обращение вследствие его удовлетворения актуальному на данный момент, изучаемому дискурсу». В самом общем смысле можно отметить, что прецедентные тексты формируются на базе произведений русской, советской, постсоветской литературы и мировой классики, и являются фондом литературного наследия многочисленных народностей [8, С.218]. Прецедентность текста имеет непосредственную связь с интертекстом, поскольку ни одно произведение не является изолированным и автономным творением, которое бы отражало абсолютно новую тему или идею, ранее не обсуждаемую авторами.
Определение «прецедентности» так же обширно, как и реализация аллюзии в тексте, как и сам интертекст, именно поэтому представленные компоненты дискурса не ограничиваются только художественными текстами. Их реализация охватывает музыкальные произведения, архитектуру, живопись, поэзию, словом, всё мировое творческое наследие людей. Прецедентные тексты отражают специфику конкретного времени, конкретного общества: его культуру. Они выходят за рамки словесности, становясь фактом культуры, составляя общекультурный фонд языка.
Средствами выражения текстовой аллюзии принято считать:
- Отдельное слово или варианты слова, обеспечивающие прочную ассоциативную связь с конкретным прецедентным текстом (претекстом). Среди таких слов можно выделить авторские неологизмы: «недотёпа» (А.П. Чехов); «стушеваться» (Ф.М. Достоевский), «лимонничать» (в знач. «любезничать») (Ф.М. Достоевский); «халатность» (М.Е. Салтыков-Щедрин). К этой категории добавляется ономастическая аллюзия (имена собственные мифологических и литературных героев: Геракл, Архимед, Ромео, Зевс, Отелло, Плюшкин и др.). Также редкие орфографические и фонетические особенности использования слов:
«— Шаг держи революцьонный!
Близок враг неугомонный!» (из поэмы «Двенадцать», А.А. Блок).
В общих чертах это членение, состав корпусной лексики языка.
- Развернутая аллюзия [extended allusion]: «И дым отечества сладок» (лат.пословица) – «И дым Отечества нам сладок и приятен» (перефраз. А.С. Грибоедов «Горе от ума»).
Текстовая аллюзия имеет строгую номинативную технику. Ссылки и цитирования / частичные цитирования не допустимы при данном типе аллюзии. Во-первых, прецедентный текст (претекст) уже известен адресату; во-вторых, прямое упоминание может быть опущено вследствие сохранения этикета, в этических целях: «…И не оспоривай глупца» (А.С. Пушкин «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»).
Таким образом, интертекст и прецедентный текст выполняют особую прагматическую функцию, которая регулирует отношения между текстом исходным и отсутствующим текстом (к которому делается отсылка), культурную память о котором хранит прецедент, попавший в новую текстовую среду [10, С.5]. Текстовая прецедентность может варьироваться согласно размеру: от пословицы до эпоса.
В.В. Красных отмечает, что у понятия «интертекст» и «прецедентность текста» различные объекты исследования, что и составляет их основную разницу: теория интертекста анализирует художественный текст, а прецедентность интересуется только что появившимися текстами-продуктами непосредственной коммуникации.
С точки зрения лингвокультурологии, можно сказать, что интертекст, текстовую прецедентность и аллюзию можно сопоставлять и анализировать вместе. Лингвокультурология изучает «фиксацию», закрепление и отражение культуры в языке. Она также изучает национальную картину мира и особенности языкового сознания каждой отдельной нации [С.23 К.Н. Симонова, 2017]. Прецедентные феномены, в свою очередь, направлены на актуализацию речи и на сохранение коллективной языковой памяти определённого сообщества [Д.Б. Гудков]. Исходя из последних функций прецедентных феноменов, провести лингвокультурологический анализ для представленных языковых явлений представляется возможным.
Основные задачи, стоящие перед данным анализом, это выявление базовых языковых оппозиций и кодовых структур; отражение в языке окультуренных сфер человеческой жизни: пространственную, временную, деятельностную; выработка правильных представлений об общекультурных языковых архетипах. Методологическая основа культурологии также обширна. Она включает в себя культуру и язык как отображение мировосприятия человека; концепцию «личность против общества», общую нормативность языка и культуры. Лингвокультурология изучает явления языка динамичные, актуальные и развивающиеся, что характерно для рассматриваемых понятий: «аллюзия», «интертекст», «прецедентность текста». Основной компонент познания здесь – это «когниция», то есть способ познания и отражения окружающей действительности и её дальнейшее преобразование в сознании читателя.
В ходе лингвокультурологического анализа было введено понятие «медиации», то есть степени напряжения в понимании аллюзии и связанного с ней, интертекста. Медиация играет меньшую по важности роль, если упоминается хорошо знакомый для читателя текст [13, С.185]. Аллюзия, в таком случае, является явной, эксплицитной, и опирается на прецедентный текст (претекст), например, аллюзия к образу Марины Мнишек в драме «Борис Годунов» А.С. Пушкина (ср.: «Ночь. Сад. Фонтан»). Прецедентный текст также способен дать опору для осмысления того или иного текста. Такой текст называется вертикальным текстом, в котором три элемента играют ключевую роль: сюжет написанного произведения, адресат (кому написано) и внешние тексты-элементы языкового диалога-дискурса. Таким образом, в зависимости от смысловой нагрузки и жанрового своеобразия, текст и слово определяются вертикальным контекстом (слово-понятие и образ-символ текста ориентируются на актуальный, исходный текст или на прошлые тексты) и горизонтальным контекстом (слово и образ-символ принадлежит сюжету и адресату).
Таким образом, понятие интертекста очень важно для исследований в настоящее время. Именно на базе интертекста появилась текстовая «прецедентность», основу которой составляют прецедентные текстовые категории и теория прецедентности текста. Аллюзия также призвана соединять различные временные ситуации и обстоятельства воедино, создавая прочную связь, намёк одного текста (коммуникатора) – к другому (реципиенту), например, название великого произведения «Преступление и наказание», Ф.М. Достоевского, трактуется в современных новостных сводках иначе: «Размножение и наказание»; «Преступление и нагнетание» и проч. Такая публицистическая аллюзия используется журналистами для привлечения внимания своей читательской публики. Намёк на всемирно известное произведение подогревает интерес и создаёт необходимую для автора, тревожную атмосферу вокруг освещаемого события.
Аллюзия, как и интертекст, подразумевает тесную связь между объектами в тексте. Не только эти объекты сообщаются между собой, но и читатель имеет представление о природе взаимосвязанных событий в тексте. Структура такой связи может быть исторической, социальной, научной или философской.
Интертекст, как и аллюзия, тесно связан с исходным текстом и с текстами, на которые делается намёк или ссылка, а имя протагониста приобретает метафорическую форму. Интертекст и аллюзия могут быть обращены как к экстралингвистическому, так и к ситуативному тексту.
Таким образом, аллюзия и интертекст – это схожие понятия стилистического и лингвистического дискурса. Из понятия «аллюзия» рождается понятие «интертекст», и развивается в соответствии со значением, которое носит аллюзия в исходном тексте.
Список научной литературы
- Аникина Э.М. Интертекстуальность в дискурсе СМИ (на материале англо-американской прессы): канд.филол.наук: 10.02.04. Уфа, 2007. – С.235.
- Арнольд И.В. Проблемы интертекстуальности // Вестник СПбГУ. – 1992.
- Арутюнова Н.Д. Логический анализ языка: Текстообразование и интертекст // М.: Наука, 1989. – С.235.
- Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном творчестве (1924) // Вопросы литературы и эстетики. М.: Искусство, 1976. – С.10-64.
- Белозёрова Н.Н. Семиолингвистические аспекты интегративной поэтики (на материале русских, английских и ирландских художественных текстов): Дис. на соис. учен, степени д-ра филол. наук. Тюмень, 2003. – С.70-75.
- Бодалев А.А. Личность и общение: избр.тр.: АПН СССР.М.: Педагогика, 1984. – С.238-272.
- Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 2000. – С.30-36.
- Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. – М., 1958. – С.250.
- Гудков Д.Б. и др. Некоторые особенности функционирования прецедентных высказываний // Вест. Моск. ун-та. 1997. №5. С.110.
- Денисова Г.В. В мире интертекста: язык, память, перевод. М.: Азбуковник, 2004. – С.202.
- Ильин И.П. Интертекстуальность // Современное зарубежное литературоведение: Энциклопедический справочник. – М.: Интрада, 1969.
- Мамаева А.Г. Лингвистическая природа и стилистические функции аллюзии: Автореф.дис.Канд.филол.наук. – М., 1977. – С.27.
- Машкова Л.А. Аллюзивность как категория вертикального контекста. // Вест.МГУ.Сер.9. Филология. – М., 1990. — № 9/2. – С.29-31.
- Поздняков К.И. О природе и функциях литературы и языкознания, 2010. – С.35-40.
- Слышкин Г.Г., Ефремова М.А. Кинотекст (опыт лингвокульурологического анализа). М.: Водолей Publishers, – С.155.
