В ходе реформирования гражданского законодательства в 2013 – 2015 годах Гражданский кодекс Российской Федерации [1] (далее – ГК РФ) пополнился важнейшей новеллой – принципом добросовестности, берущим корни еще из римского права (bona fides), подразумевающим под собой необходимость следовать целям права, соблюдать честность поведения субъектами, а также баланс интересов лиц, вступающих в правоотношение.
Для России принцип добросовестности не является новой наработкой: он рассматривался еще дореволюционными юристами, например, И.Б. Новицким в объективном и субъективном аспектах [8].
Так, В.П. Мозолиным дается следующее определение субъективной добросовестности: «Объективное отсутствие причин и поводов обвинять себя в неблаговидном, противоправном действии, бездействии» [7, с. 192].
Со дня принятия части первой ГК РФ возникла незащищенность отношений, складывающихся в сфере экономики и становления гражданского общества, что побудило разработчиков ввести рассматриваемый принцип в отечественное гражданское право посредством Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации (п.6 Преамбулы) [3].
В свете этих преобразований ключевым аспектом для отечественного права стоит вопрос возможности применения самостоятельной сделки с распорядительным эффектом, не входящей в состав обязательственной. Такой опыт демонстрирует Германия: сделка-основание порождает обязательство, а сделка-исполнение (распоряжение) непосредственно «переносит» вещное право – это две обособленные сделки. В российской же практике наличествует единая природа обязательственной сделки и распорядительной.
В. Бергманн и Е.А. Суханов отмечают схожесть немецкого и отечественного права, что позволяет российским правоведам обращаться к Германскому гражданскому уложению (далее – ГГУ) в случае правовых коллизий или недоработок [11, с. 5].
Говоря об имплементации немецкого правопорядка в части распорядительных сделок, необходимо взвесить положительные и отрицательные эффекты их реализации, заострив внимание на добросовестности. А именно: в случае признания сделки недействительной необходимо ли защищать собственника вещи или добросовестного приобретателя?
В германской цивилистике существует понятие абстрактности между сделкой-основанием и сделкой-распоряжением [12, с. 55]. Рассмотрим классическую немецкую модель правоотношений сторон:
- Заключается обязательственный договор (Verpflichtung), например, договор купли-продажи: создается предпосылка обязанности. При этом обусловленная договором вещь все еще находится в собственности у продавца;
- Заключается второй договор: о передаче права собственности на вещь (распорядительный договор во исполнение обязательственного);
- Осуществляется передача владения (эффект распорядительного договора): вручение (traditio) для движимых вещей, государственная регистрация для недвижимых. У покупателя возникает право собственности (за исключением случая, когда покупатель уже владеет вещью и достаточно заключить распорядительный договор) ( 929 ГГУ [13, с. 195]). Отчуждатель вещи (права) должен иметь на нее вещное право именно на момент передачи.
Нюанс абстракции: при пороке сделки-основания (п.1 схемы) распорядительный эффект сделки сохраняется (п.2.1 схемы) [5]. Таким образом, немецкая абстрактная система защищает недобросовестного приобретателя вещи, российская же каузальная – собственника (переход права собственности блокируется на основании ст. 167 ГК РФ).
В литературе отмечают парадокс немецкой системы: суды отказываются от абстрактности при обнаружении признаков порочности воли в договоре-основании. Со ссылкой на принципы добросовестности и добрых нравов распорядительная сделка признается недействительной (грубые пороки воли, за исключением заблуждения) [5].
Немецкая доктрина в лице К. Цвайгерта и Х. Кётца также подвергает критике абстрактность «вещного договора», не отвечающую практическим целям [15, с. 188]. А. Ваке мыслит аналогично: если и проводить в BGB идеи защиты доброй совести, то нет смысла в защите приобретателя в абстрактной модели [4, с. 133-147].
Н.Б. Щербаков высказывается в пользу абстрактности распорядительной цессии на примере положения должника в случае недействительности цессии [10, с. 1-8]. Правопреемство кредиторов признается действительным (несмотря на порочность договора-основания), при этом все возражения решаются на уровне сторон сделки, не захватывая при этом должника и не ухудшая его положения, которое было бы при каузальности.
Правда, юрист ссылается на п.14 ИП ВАС РФ №120 [2], когда должник, объективно исполнивший обязательство ненадлежащему кредитору, признается исполнившим его субъективно надлежащему кредитору, в случае, если должник не знал и не должен был знать, что цессионарий – ненадлежащий кредитор. Это говорит о возможности разрешения спора и в каузальной системе.
Отличие наблюдается и в распределении бремени доказывания:
- ФРГ: действует презумпция невиновности – приобретатель находится в выгодном положении, так как его недобросовестность доказывается истцом, снимающим с себя всю ответственность (например, несмотря на внешнюю дееспособность продавца, покупатель не может ссылаться на это, если выявится недееспособность, так как он должен изучить все аспекты сделки);
- Россия: действует презумпция виновности – приобретатель сам доказывает свою невиновность и добросовестность (например, покупатель ссылается на верность данных реестра, при этом он не мог знать об их фактической недействительности).
А.Г. Карапетов отмечает, что проще доказать «знание приобретателя», чем обосновать его «незнание»: в этом практическое удобство немецкой системы. Интересно и обоснование переноса бремени доказывания на истца в связи с «исключительностью ситуации виндикации», российскую практику автор обосновывает общим принципом истребования, из которого в порядке исключения вытекает защита добросовестного приобретателя [6, с.1-4].
Серьезным аргументом в пользу каузальной традиции является виндикационная защищенность первоначального собственника в цепочке последующих недобросовестных, так как в абстрактной модели у недобросовестного приобретателя есть и право собственности, и защита.
Если конечный приобретатель не только знал о пороке сделки, но и принимал активное участие в выводе активов, пишет А. Штадлер, то ему будет отказано в защите права собственности по мотиву злоупотребления правом [15, с. 379].
Итак, первый вопрос, стоящий перед отечественной наукой, состоит в определении более функционально-практичной системы: либо же это каузальная, либо абстрактная. Применяя каузальную распорядительную сделку никаких проблем, как видится, не возникнет, поскольку к ней по аналогии будут применяться нормы об обязательственных сделках. Ситуацию с обременением виндицированной вещи сложно представить в каузальной сделке: как известно, последующие действия с вещью, предпринятые недобросовестным приобретателем, будут аннулированы.
Чего не скажешь об абстрактной. Вместо привычной реституции и виндикации будет применятся кондикция (неосновательное обогащение) из-за «упрощенного» переноса права собственности на покупателя. Покупатель – собственник, пока он не возвратил вещь. Логично появление риска ее обременения, например, залогом или сервитутом. Это с неизбежностью скажется на обороте, балансе интересов сторон, неприкосновенности частной собственности.
Можно согласиться с А.М. Ширвиндтом о неэффективности компаративного метода, изучающего лишь механизм воздействия на отношения [9, с. 204], однако он может быть эффективен при изучении культуры и политики права соответствующих государств.
Список литературы:
- Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 N 51-ФЗ (ред. от 18.07.2019) // Собрание законодательства РФ. – 1994.- Ст. 3301.
- Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 30.10.2007 №120 // http://www.consultant.ru/
- Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2009. № 11.
- Ваке А. Приобретение права собственности покупателем в силу простого соглашения или лишь вследствие передачи вещи? О расхождении путей рецепции и его возможном преодолении // Цивилистические исследования. Выпуск первый: сб. науч. тр. памяти проф. И. В. Федерова; ред. Б. Л. Хаскельберг, Д. О. Тузов.– М.: Статут, 2004.–С. 133-147.
- Василевская Л.Ю. Вещные сделки по германскому праву: методология гражданско-правового регулирования // URL: http://static.freereferats.ru/_avtoreferats/01002636194.pdf.–С.14.
- Карапетов А.Г. Некоторые замечания к доктрине распорядительной сделки и ее абстрактности // https://zakon.ru/Tools/DownloadFileRecord/842
- Мозолин В.П. Гражданское право. Ч.1 / Под ред. В. П. Мозолина, А. И. Масляева. М.: Юристъ, 2005. С. 192.
- Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. № 6–8.
- Ширвиндт А.М. Принцип добросовестности в ГК РФ и сравнительное правоведение // Сборник статей к 50-летию Д.В. Дождева. Москва. 2014. С. 204.
- Щербаков Н.Б. Тезисы к круглому столу по распорядительным сделкам // http://m-logos.ru/img/Tezisy_Sherbakov_09.10.13.pdf.
- Бергманн В., Суханов Е.А. Введение // Германское право. 4.1. Гражданское уложение / Пер. с нем. — М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996. С. 5.
- Brox H. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Gesetzbuchs. 37 Aufl. München, 2013. S. 55.
- Bürgerliches Gesetzbuch vom 18. August 1896 (Германское гражданское уложение) // Bundesgesetzblatt. S.195.
- Stadler A. Gestaltungsfreiheit und Verkehrsschutz durch Abstraktion. Tübingen: J.C.B. Mohr (PaulSiebeck), 1996. S. 379.
- Zweigert K., Kötz H. Introduction to comparative law. 1st ed. Vol. 1. Amsterdam, 1977. P. 188.
