АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИНСТИТУТА РЕАБИЛИТАЦИИ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

6 июля 3:46

О какой же ответственности государства тогда идет речь? Исследователями была разработана филантропическая теория, согласно которой основанием для возмещения вредя является моральный долг государства. Но когда такая ответственность возникает? Когда отменен незаконно вынесенный приговор или когда прекращено уголовное преследование до рассмотрения дела судом? [3]

Можно ли говорить о наличии ответственности государства, если правоохранительные органы провели расследование с соблюдением всех требований, а суд признал доказательства недостаточными? Ведь в таком случае оправдательный приговор – это закономерный вариант развития.

Однако нельзя не обратить внимание, что незаконное уголовное преследование нарушает права и интересы, наносит вред репутации. Расследование может занимать длительное время, несмотря на завершение процесса в пользу обвиняемого. Институт реабилитации призван минимизировать последствия. Практическая необходимость применения института реабилитации необходима.[4]

Неопределенность в основаниях реабилитации в российском уголовном процессе  создает неопределенность в подходах к установлению содержания понятия реабилитации, объему применения. Так, в п. 34 ст. 5 УПК предусмотрено, что реабилитация – это порядок восстановления прав и свобод, возмещение причиненного вреда, но в ст. 133 УПК предусмотрено возмещение вреда вне зависимости о того, было ли уголовное преследование законным или нет. [1]

Таким образом, реабилитация возникает в случаях законного уголовного преследования. Такая ситуация позволяет использовать понятие «реабилитация» в самом широком смысле, охватывая случаи законного уголовного преследования.

На сегодняшний день законодательство и практика предусматривает такие основания для реабилитации как вынесение оправдательного приговора, вынесение постановления о прекращении уголовного дела по реабилитирующим основаниям, отказ государственного обвинителя от обвинения, а также вынесение постановления об отмене принудительных мер медицинского характера.[4]

Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации предусматривает основания для возникновение права на реабилитацию участника уголовного судопроизводства. Данная тема является длительное время объектом изучения в науке уголовного процесса. В частности, волнует вопрос, связанный с определением субъектов, обладающих правом на реабилитацию, оснований для реабилитации и порядка применения норм. Во всех ли случаях прекращения уголовного преследования возникает право на реабилитацию? Согласно положениям ст. 133 УПК РФ, при принятии решения о прекращении производства по уголовному делу лицо имеет право на реабилитацию и компенсацию вреда, причиненного уголовным преследованием вне зависимости о наличия вины органа осуществляющего уголовного преследование. [5]

Применяются ли данные положения, если в уголовном преследовании виноват сам обвиняемый, требующий реабилитации? Так, по одному из дел, производство которого было прекращено на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ с признанием права на реабилитацию, лицо, изначально признавшее свою вину в совершении угона автомобиля позже дало показания о том, что все обстоятельства совершенного преступления были им выдуманы.[5]

Также обвиняемый пояснил, что сговорился с настоящим виновным, который опасался наказания и лишения прав. Кроме того, виновное лицо также обратилось в полицию по факту угона, указав на реабилитированного. Полиция возбудила уголовное дело по ст. 306 УК РФ (ложный донос) и по ст. 307 УК РФ (дача заведомо ложных показаний). Затем, по ст. 307 УК РФ уголовное дело было прекращено с разъяснением права на реабилитацию, возмещение имущественного вреда, а также восстановления прав.

Справедливо было ли обращаться в данном случае за получением реабилитации за счет бюджетных средств? Ведь реабилитируемый изначально находился в преступном сговоре, взял на себя вину за несуществующее преступление, чтобы истинный виновный избежал ответственности. Можно ли в такой ситуации говорить о возникновении права на реабилитацию?[2]

Реабилитируемому было известно, что он вводит следствие в заблуждение, он знал, что его показания – это единственное доказательство его вины, иных доказательств, прямо указывающих на совершение им преступления не было. Таким образом, речь идет о сговоре. Должны ли в данном случае быть принесены извинения со стороны государственного обвинения, если факт совершения преступления установлен приговором в отношении второго соучастника?

Так, приговор, вынесенный в результате рассмотрения уголовного дела по ст. 306 УК РФ указывает, что преступлением был причинен вред нормальной деятельности органов полиции, что вызвало необходимость проведения дополнительных проверочных действий, а также стало причиной уголовного преследования. Фактически все доказательства по делу были фальсифицированы, что также установлено в приговоре. Таким образом, право на реабилитацию гражданина, вводящего в заблуждение следствие является сомнительным. Реабилитируемый вполне осознано взял вину на себя, дал ложные показания, ввел в заблуждение правоохранительные органы, которые позже обнаружили наличие преступного сговора.[3]

Для признания права на реабилитацию необходимо решение о наличии процессуального основания для реабилитации, однако фактических оснований в приведенном примере нет. Справедливо ли в таком случае возмещать вред за счет бюджетных средств? О каком моральном вреде в данном случае может идти речь?

При рассмотрении дел суда по-прежнему руководствуются Указом Президиума Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей». Данный Указ действует и сегодня. Он предусматривает, что ущерб не подлежит возмещению, если гражданин препятствовал деятельности органов предварительного расследования, совершая самооговор.[4]

Очевидно, что такие ситуации не редко встречаются на практике, поэтому вопрос об их разрешении не утратил актуальности. Поэтому рекомендуется внести изменения в ст. 134 УПК РФ, предусмотрев случаи исключения из общего правила прав на реабилитацию. Права на реабилитацию должно быть лишено лицо, которое умышленно берет на себя ответственность за преступление, которое не совершало, входя в преступный сговор с иными участниками и вводя правоохранительные органы в заблуждение. [6]

 

 

Список литературы:

  1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: от 18.12.2001 № 174-ФЗ
  2. (ред. от 24.04.2020) // «Российская газета», № 249, 22.12.2001.
  3. О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2011 № 17 (ред. от 02.04.2013) Российская газета», № 273, 05.12.2011.
  4. Курс уголовного процесса / А.А. Арутюнян, Л.В. Брусницын, О.Л. Васильев и др.; под ред. Л.В. Головко. М.: Статут, 2016. 1278 с.
  5. Основы уголовного судопроизводства: учебник для бакалавров / М.В. Бубчикова, В.А. Давыдов, В.В. Ершов и др.; под ред. В.А. Давыдова, В.В. Ершова. М.: РГУП, 2017. 444 с.
  6. Хайдаров А.А. Реабилитация в уголовном процессе: парадоксы практики // Законность. 2020. № 3. С. 62 — 64.

 

 List of references:

  1. Ugolovno-processual’nyj kodeks Rossijskoj Federacii: ot 18.12.2001 № 174-FZ
  2. (red. ot 24.04.2020) // «Rossijskaja gazeta», № 249, 22.12.2001.
  3. O praktike primenenija sudami norm glavy 18 Ugolovno-processual’nogo kodeksa Rossijskoj Federacii, reglamentirujushhih reabilitaciju v ugolovnom sudoproizvodstve: Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 29.11.2011 № 17 (red. ot 02.04.2013) Rossijskaja gazeta», № 273, 05.12.2011.
  4. Kurs ugolovnogo processa / A.A. Arutjunjan, L.V. Brusnicyn, O.L. Vasil’ev i dr.; pod red. L.V. Golovko. M.: Statut, 2016. 1278 s.
  5. Osnovy ugolovnogo sudoproizvodstva: uchebnik dlja bakalavrov / M.V. Bubchikova, V.A. Davydov, V.V. Ershov i dr.; pod red. V.A. Davydova, V.V. Ershova. M.: RGUP, 2017. 444 s.
  6. Hajdarov A.A. Reabilitacija v ugolovnom processe: paradoksy praktiki // Zakonnost’. 2020. № 3. S. 62 — 64.