В условиях нарастания критических замечаний в сторону ООН, ПАСЕ и иных форматов, предусматривающих международную коммуникацию по широкому кругу актуальных вопросов, все больше возрастает необходимость задействовать традиционные, прямые двухсторонние переговоры между заинтересованными акторами.
Обозначенное выше актуально, в том числе и для российско-украинских отношений, длительное время находящихся на высоком уровне, но в реалиях второго десятилетия XXI века, переживающих глубочайший кризис.
Безапелляционный отказ официального Киева от пролонгации «Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Российской Федерацией и Украиной» от 1997 года актуализирует формирование следующего вопроса: при каких условиях возможна нормализация отношений между официальной Москвой с одной стороны, и Киевом с другой стороны.
В свою очередь, при анализе российско-украинских отношений в исторической ретроспективе неизбежно столкновение двух совершенно различных экспертных подходов.
Первый предполагает рассматривать текущий российско-украинский кризис как специфическую историко-политическую аномалию, которая вступает в непримиримое противоречие с успешным опытом российско-украинского взаимодействия на протяжении последний столетий, в том числе и в XX веке.
Среди сторонников такого подхода можно отметить, например политологов: Сергея Михеева, Александра Ирхина, Андрея Серебрича, Сергея Маркедонова и многих других.
Второй подход, в свою очередь, предполагает качественно иное видение: Украинская политическая элита всегда пользовалась существовавшими возможностями для ослабления зависимости Украины от России, при этом имеет место важная оговорка, что инициативы украинского истеблишмента далеко не всегда находили отклик среди украинских народных масс.
При этом в рамках рассматриваемого подхода особое место занимает именно постсоветский период: параллельно с тем как Российская Федерация переосмысляла советские внешнеполитические императивы и конструировала новые, Украина, в том числе при поддержке западных государств, сформировала новую политическую нацию, историческая судьба которой не просто демонстративно отделяется от пути России, но, более того, имеет место дискурс, что украинская независимость перманентна подавлялась так как вступала в прямое противоречие с российскими имперскими интересами.
У данного подхода также есть сторонники из академической среды, среди них: Владислав Иноземцев, Игорь Чубайс, Владимир Вятрович, Валерий Соловей, Сергей Юрченко и другие.
Очевидная невозможность консенсуса между двумя подходами усложняет российско-украинский диалог в реалиях второго десятилетия XXI века: политические элиты де-факто опираются на две принципиально разные историкополитические реальности.
Таким образом в обобщенном стратегическом видении официальной Москвы: геополитическая судьба Украины была и будет неизбежно связана с будущим России/Cоветского Союза/Российской Федерации. К слову, квинтэссенцией такого подхода являются слова бывшего Государственного Секретаря Соединённых Штатов Генри Киссинджера, что отношения между Москвой и Киевом в силу множества обстоятельств не могут быть рассмотрены как стандартные отношения двух суверенных государств.
Как следствие, во втором десятилетии XXI века окончательно кристаллизировались два основных политических отношения к украинской государственности: с одной стороны, прозападная, антироссийская Украина, а, в свою очередь, с другой стороны потенциально дружественное Российской Федерации государство, где политическая элита и народные массы имеют совершенно различные внешнеполитические предпочтения.
В свою очередь, официальный Киев на протяжении всех лет украинской независимости видел в Российской Федерации важнейшую угрозу суверенитета. Президент Кучма сделал выбор в пользу многовекторной внешней политики, а после прихода к власти администрации Виктора Ющенко уже начал прорабатываться вопрос членства Украины в Североатлантическом Альянсе. Примечательно и то, что один из наиболее пророссийских политиков в новейшей истории Украины Виктор Янукович отверг возможность вступления Украины в Таможенный Союз/ «ЕАЭС», однако при этом рассматривал возможность подписания Соглашения об Ассоциации с Европейским Союзом. В свою очередь, видный американский стратег Збигнев Бжезинский справедливо отметил, что Президент Янукович стремится, прежде всего, быть главой суверенной Украины, а не губернатором нового российского региона.
Важно отметить и то, что соответствующие политические сигналы исходили задолго до «ЕвроМайдана» 2013 года и даже до «Оранжевой Революции» 2004-2005 годов, так, например уже в 2003 году была опубликована книга второго Президента Украины Леонида Кучмы «Украина не Россия», ставшая, в известной мере, началом сложной масштабой национальной дискуссии о том, что такое современная украинская государственность и какие форматы взаимодействия возможны между Украиной и Россией с одной стороны и Украиной и Западом с другой стороны.
Силовой демонтаж режима Виктора Януковича, а также инкорпорация Крыма и Севастополя в состав России, безусловно, понизили уровень российско-украинских отношений до рекордно низкой отметки.
С другой стороны, российско-украинские дипломатические отношения не были разорваны, были отчасти сохранены экономические контакты, организован институт посредников, курирующих важнейшие проблемы. Не менее важно и то, что Москва и Киев последовательно высказываются за необходимость мирного именно в рамках «Минского Формата», хотя и здесь имеются существенные оговорки по трактовке, а также по темпам непосредственной реализации положений на практике.
Тем не менее, фактор влияния внешних акторов, прежде всего, США и ЕС, который последовательно обозначается российской стороной в рамках оценки уровня реальной самостоятельности политического руководства Украины де-факто играет деструктивную роль в двухсторонних отношениях так как нивелирует возможность в полной мере использовать дипломатический потенциал от прямых двухсторонних переговоров.
Как следствие, результативность политического диалога между официальной Москвой и Киевом будет, в том числе связано с возможностями российской стороны нейтрализовать американское и европейское влияние на украинский истеблишмент.
С другой стороны, обозначенная задача предполагает качественное переосмысление внешнеполитических императив России по украинскому направлению: взаимодействие с политическими элитами должно быть не просто сохранено, но также дополнено каналами связи с гражданским обществом Украины, с лидерами мнений, с бизнес-сообществом, а также с ведущими Средствами Массовой Информации.
Исходя из обозначенного выше, можно сформулировать следующие выводы:
- Прежде всего, улучшение российско-украинских отношений лежит в плоскости прямого двухстороннего диалога, где влияние внешних акторов должно быть минимально, что позволит российской стороне вновь рассматривать Украину как субъект международного права, а не как утратившего суверенитет младшего партнера США и/или ЕС;
- В свою очередь, инициативы российской стороны могут быть успешны при выработке новых внешнеполитических императив по отношению к Украине, что позволит Москве запустить альтернативные российско-украинские каналы коммуникации и тем самым диверсифицировать свой дипломатический инструментарий, ранее ограниченный лишь формальным взаимодействием с украинской политической элитой;
Литература:
- Головченко В. Дипломатическая история Украины. Киев: Ника-Центр, 2018. 420 с.
- Ирхин А.А. Геополитические Циклы Евразии и национальные интересы Украины. Киев: Знання, 2014. 362 с.
- Кучик О. Внешняя политика Украины. Харьков: Основа, 2016. 506 c.
- Gordon H. Ukraine over the Edge: Russia, the West and the New Cold War. McFarland & Company, 2018. 368 p.
- Giray S. Ukrainian Foreign Policy and the internal Determinants. LAP, 2015. 51 p.
